Владимир Каданников: «Решение об уходе принял не я»
№ 5 (424), 21 февраля 2011
Максим Кудеров
Первое интервью после ухода с АВТОВАЗа.
С момента своего ухода с АВТОВАЗа Владимир Васильевич не дал ни одного интервью, и в этом разговоре он признался, что тогда ему нечего было сказать. А еще он хотел избежать оценок новому руководству. Избежал он их и на этот раз, не удержавшись, впрочем, от пассажа про морковку.
Мы сидим в московском офисе банка НТБ (Владимир Каданников является председателем совета банка) в небольшом здании недалеко от Садового кольца. Хозяин кабинета предлагает чай или кофе, а сам просит принести чай.
– Я раньше любил кофе, а потом как отрезало. Причин особых нет, просто не нравится, и все тут. Кофе тот же, а не нравится.
– А вы курите?
– Уже 11 лет не курю.
– Как удалось бросить?
– Просто взял и прекратил курить. Я вообще два раза бросал. Первый раз сорвался, когда поехал на встречу одногруппников, взял в подарок блок красного Marlboro и там покурил, ну и пошло-поехало. Жалко потом было, что сорвался так глупо. Я уже два года тогда не курил. Ну а потом уже совсем бросил.
– Владимир Васильевич, есть ли темы, на которые вы не хотели бы говорить?
– Я обо всем готов говорить без ограничений. Кроме политики! Не потому, что у меня какие-то сдерживающие начала, а просто потому, что я ничего про политику не знаю.
Уход по-английски
– В Wikipedia в статье о вас написано, что вы в 2005 году ушли с поста председателя совета директоров ОАО «АВТОВАЗ» «в связи с уходом на пенсию по возрасту». Но, по сути, вы же отдали предприятие в руки госкорпорации «Рособоронэкспорт». Это было ваше решение?
– Конечно, такое решение принял не я. Там много что сложилось… Нельзя сказать, что мой уход был полностью добровольным, но и полностью насильственным он не был. В общем, вот так сложилось.
– У вас все-таки осталась обида?
– Да, конечно.
– Но у вас не было выбора поступить по-другому?
– Нет, не было другого выбора. Когда порассуждаешь, то думаешь, что обида была и у Полякова, и у других людей. Про это всегда много говорят, что «спортсмену надо вовремя уйти» и всякое такое. Но всегда уход с такого поста – штука индивидуальная и болезненная, это окончание главного дела в жизни, это конец жизни, как ни крути.
Но мне хватает ума никого не винить. Я считаю, что обстоятельства сложились так, что это случилось. В США есть такой закон, что в индустрии, в промышленности можно быть управленцем до 65 лет, но после – все. Можешь быть в совете директоров, еще где-то, но в управлении – нет. И я думаю, что такой закон помогает встать людям, уходит эта индивидуальная составляющая, которая связана с обидой, что молодость прошла, что жизнь к закату.
– Ваша судьба сейчас как-то связана с Тольятти? Вы там бываете?
– Нет, не бываю. С тех пор, как покинул пост, я там был раза два по делам НТБ. Мне морально тяжело там быть. Я со многим не согласен, мне многое не нравится, и мне неприятно там бывать.
– Являлись ли вы на момент своего ухода акционером АВТОВАЗа? И являетесь ли сейчас?
– Нет, сейчас не являюсь и практически не являлся тогда.
– По итогам своего ухода или, может быть, в качестве условия ухода вы какие-то деньги получили?
– Да, получил. Получил полагавшуюся сумму выходного пособия в соответствии с контрактом и деньги от продажи принадлежащих мне акций АВТОВАЗа.
Я просто напомню, как мы акционировались: по правилам приватизации пакет акций АВТОВАЗа в 50% был выделен для трудового коллектива завода. Распределение предусматривало определенный стаж работы на заводе, определенную должность. Я получил свои акции в точном соответствии с этими правилами: как гендиректор завода, учитывался мой стаж, должности, которые занимал. Все люди, которые работали и даже те, что уже не работали, получили акции согласно этим разработанным правилам.
– Но та знаменитая перекрестная схема акционирования позволяла контролировать завод даже с относительно небольшим количеством акций.
– Я и тогда считал, и сейчас считаю, что это было серьезным достижением в управлении заводом. Мы попросили у Ельцина 50% акций распределить на коллектив, а еще 50% мы разделили в соответствии с тогдашним законом на две части: 25% – это аукцион, а 25% отдали за ваучеры. Мы организовали аукцион таким образом, что компания, которой мы руководили, купила эти самые 25%. В итоге мы контролировали более 75% акций. Это позволяло избежать любого вмешательства в наши дела.
Потом эту схему критиковали все. Говорили, что надо развести это перекрестное владение. Я не понимал почему! Ведь во всем мире в автомобильном бизнесе встречается перекрестное владение. Вот Карлос Гон организовал перекрестное владение компаний Nissan и Renault.
А вот по нашему поводу шумели-шумели и в результате перекрестное владение развели. Продали эти акции Renault, и за эту продажу завод не получил ни копейки. И я этого не понимаю. Почему это объявлено преимуществом? Зачем это сделано? Считаю, что это не лучшим образом соответствует интересам завода.
Новые люди
– Владимир Васильевич, а назначение следующего руководителя с вами также не согласовывали?
– Я полагал, что для такого предприятия, как АВТОВАЗ, руководителя нужно ставить изнутри. Это был бы эволюционный подход «решения» вопроса, но, к сожалению, это от меня не зависело. И эволюционного решения не было, а был революционный подход.
Никто не может заранее сказать, что лучше. И этот революционный подход, особенно в начале, был крайне неудачным, хотя потом ситуация стала исправляться.
– Вы можете указать на ошибки нового менеджмента?
– Теперь я не взялся бы за то, чтобы указывать на какие-то ошибки, которые надо исправить. Чтобы говорить такое, надо там работать, чтобы жизнь завода была твоей плотью и кровью, ежеминутным состоянием. Можно, конечно, судить «вот это правильно, а это неправильно», но это вырвано из контекста. Надо знать все! Всегда есть обстоятельства и всегда есть руководитель (я надеюсь, что он есть), который эти все обстоятельства знает.
Должность директора такого крупного завода – очень сложная и важная. Для того чтобы весь завод хорошо работал, нужно, чтобы каждое подразделение было максимально эгоистичным. И необходимо принимать решения с учетом вот этих пограничных интересов, поддерживать эгоизм отдельных секторов, знать этот эгоизм, знать все побудительные мотивы для того, чтобы принимать решения на верхнем уровне.
В таком деле не бывает советников. Могут быть помощники по мелким вопросам, на которые просто не хватает времени: по уборке помещений, по туалетной бумаге, по стаканчикам для газировки... Но советников по общим делам быть не может.
– Новое руководство предлагало вам стать советником?
– Когда я прощался с заводом, мне на высоком уровне говорили: «У вас большой опыт, и вам надо остаться советником у нынешнего руководства». Но я знал, что мне этого делать нельзя. Потому что весь завод разделится на тех, кто будет дуть в уши одному, и тех, кто будет дуть в уши другому. А будут еще и такие, которые и в те и в другие уши будут дуть о своих нуждах.
Поэтому мое отношение к работе нынешнего руководства такое: нельзя вырывать из контекста отдельные вещи, показывать на них и говорить: «Посмотрите, какие творятся вещи! Какая глупость!»
– Но тем не менее была эта некрасивая история с покупкой новым руководством «лэндкрузеров»…
– Такие вещи – на уровне внутренней культуры. Если человек слаще моркови ничего не ел раньше, то, конечно, он набросится на пирожное.
Бандиты
– Во время переходного периода от СССР в Россию на заводе и в городе процветал бандитизм. Что вы в связи с этим предпринимали?
– Были тогда очень тяжелые моменты. Впрямую и лично до верхнего руководства это не доходило, но то, что творилось на отгрузке товара, было известно. Мы с этим совершенно не справлялись.
Я лично за тот период написал более 200 письменных обращений в прокуратуру и МВД. И когда в 1998 году прошла знаменитая операция «Циклон», отчитались, что всех победили и организованную преступность с завода вытеснили. Все это чепуха! Они только смели пыль, а как уехали, то все по существу и вернулось. И потом только с течением времени ситуация немного поменялась.
Совершенно откровенно в то время милиция радовалась, когда бандиты друг друга отстреливали, но на наши жалобы не реагировала. Милиция ничего не могла поделать, они не справлялись.
Ваз-2116 и другие маневры
– При вас были заложены какие-то будущие модели?
– Нет. Тогда было вот такое положение: мы понимали, что «Калиной» и «Приорой» мы закончили этап эксплуатирования того, что мы получили от концерна «Фиат».
Следующим этапом должны были быть новые соглашения. Я вел такие переговоры совместно с GM. И мы уже почти пришли к соглашению: с Fiat – по моторам, с GM – по машинам. А для того, чтобы на переговорах хоть что-то иметь за душой, мы разрабатывали автомобиль ВАЗ-2116. Мы не планировали его запускать, модель закладывали, чтобы не с голой задницей идти на переговоры.
2116 – это была модель на той базе, которая уже была исчерпана. Нужна была новая кровь: новый мотор, новая коробка, новая подвеска. Надо было делать четвертую нитку конвейера или модернизировать под запуск новой модели одну из трех ниток. И мы расширяли сборку наших комплектов – в Ижевске, Сызрани, на Украине. И перед моим уходом мы дошли до 270 тыс. комплектов, а это значит, что мы могли в любое время остановить одну из ниток конвейера для того, чтобы поставить на нее принципиально новую модель.
Но сделать какую-то принципиально новую модель из наших существующих было нельзя. Полагаю, что такая же ситуация и сейчас, только вот шесть лет пропущено. За последние шесть лет реализованы «Приора» и «Калина», подготовка для которых была проведена уже очень давно. Но вот прошло шесть лет, и за это время – ни одной новой гайки.
– Когда вы вели переговоры с GM и Fiat, вы хотели выпускать именно свой автомобиль?
– Да, мы готовы были отдать 10-15% пакет акций за новую модель под брендом LADA.
– А не планировали выпускать Chevrolet, к примеру?
– Ну мы же выпустили!
– Вы имеете в виду СП «GM – АВТОВАЗ». Считаете, что проект стал удачным?
– Да!
– Вы не считаете, что самому АВТОВАЗу нужно переходить на выпуск иностранных автомобилей?
– Это смотря какая глубина локализации. Если просто сборка – тогда это чепуха! А если это серьезное, полномасштабное производство, то почему нет?
Социалка
– Сейчас говорят о том, что на АВТОВАЗе много лишних людей и по-хорошему их бы надо сократить, но правительство не дает, потому что тогда вырастет социальная напряженность в городе. А вы как считаете?
– Если отказаться от всего: от всей социалки, от производства инструмента и оборудования... Много от чего можно отказаться, и если от этого всего отказаться, то тогда найдется кого уволить. Но все, от чего ты откажешься, должен кто-то делать. Если этот кто-то есть, то заводу от этого будет только хорошо. Но пока этого «кого-то» не наблюдается.
– Вы считаете затраты АВТОВАЗа на спорт оправданными? Ведь завод содержал команды по футболу, хоккею, гандболу и еще много кому помогал.
– Я считал эти затраты оправданными, поэтому мы их и несли. Конечно, это можно оспорить. Но, понимаете, для того чтобы хорошо работать, надо весело и интересно жить. Нельзя утром пойти на завод, а вечером прийти домой и жахнуть бутылку водки.
Сейчас, конечно, весь спорт находится в плачевном состоянии! Потому что никому эти отрасли не нужны оказались, некому их отдать.
Личный пример
– На каком автомобиле вы сейчас ездите?
– На «Мерседесе» S500. В Тольятти я ездил «десятке». В Москве у меня был «Мерседес» представительский, а там – «жигули».
– А какой автомобиль вы бы посоветовали своим детям?
– Мне нравятся немецкие производители: Mercedes, Audi.
– Интернетом вы пользуетесь?
– Да, читаю информационные сайты.
– Вы говорили, что вы путешествуете. А куда и как часто?
– Раз в год точно езжу. В Италию – это моя любимая страна, во Францию, в Израиль на Мертвое море. Еще в ЮАР – в Йоханнесбург люблю ездить.
– Вы бы что-нибудь изменили в своей жизни?
– Это не я сказал, а Александр Ширвиндт, но высказывание соответствует моему настроению: «Конечно, хотел бы, только не знаю что». (Смеется. – Авт.)
Мы договариваемся о деталях еще одного будущего интервью, а я собираю со стола iPhone, служивший цифровым диктофоном, и iPad – в качестве записной книжки со списком вопросов. Владимир Васильевич, улыбаясь, смотрит на технику и достает из ящика стола свой iPad: «Удобная штука! Я на нем свежую прессу читаю. Но полностью компьютер все равно мне не заменяет». Готовность Владимира Васильевича осваивать новые гаджеты приятно удивила. Каданников проводил меня до двери и тепло по-прощался. Даже после двухчасовой беседы хотелось поговорить еще.